Леонов А.В.
Евгений Павлович Яковцов родился 28 марта 1958 года в г. Харькове. В 1981 г. окончил ХМИ. Будучи студентом активно интересовался хирургией, подрабатывал медбратом в клинике. После интернатуры по хирургии Евгений Павлович три года работал хирургом в 4 городской больнице скорой и неотложной медицинской помощи, а потом окончил клиническую ординатуру по хирургии в Харьковском институте усовершенствования врачей, поступил в аспирантуру на кафедру хирургии №4, в 1990 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Однорядный шов проволокой в анастомозах толстой кишки», занял должность ассистента, в 1994 г. стал доцентом.
С 1987 г. работал хирургом в клинике которую потом впоследствии, и возглавил, спустя много лет, к удивлению окружающих, ведь Евгений Павлович всегда был очень скромным и не любил выделяться, предпочитал молча делать свое дело. В 1995 г. проходил стажировку по хирургии в ФРГ с целью овладения техникой лапароскопических операций, которую он впоследствии довел до совершенства.
В 2005 г. защитил докторскую диссертацию «Хирургическое лечение больных пожилого и старческого возраста с желчнокаменной болезнью и её осложнениями». В 2003 г. становится профессором все той же кафедры, где проходил аспирантуру, которая неоднократно меняла свое название и назвалась уже кафедра эндоскопической хирургии и топографической анатомии Харьковской медицинской академии последипломного образования. Автор и соавтор 82 научных работ, учебника, 8 патентов Украины на изобретение.
Очень хорошо помню свое знакомство с Евгением Павловичем, оно произошло, когда меня мой отец и учитель взял на свою операцию, познакомились мы прямо в оперблоке, отец меня представил официально, а Евгений Павлович сходу, — какой курс? Я говорю: «Третий закончил», а он мне – очень добродушно и благожелательно – пора, пора уже тебе рукодействовать. Вот так легко с ним и работалось дальше без малейшей примеси официоза.
Пришел к Евгению Павловичу сначала на летнюю практику, да так и остался с ним до его ухода. Коллектив, который он возглавлял, был очень сложный, наверное, самый сложный из всех, где я работал, много хирургов с большим опытом работы, все имели сложный характер и большие амбиции. Мне не раз было очень сложно в таком коллективе, я был там самый молодой хирург в одно время, воспринимался, пожалуй, как «профессорский сынок» и были проблемы, начиная от медсестер на посту и оперблоке, ПИТе так и с врачами.
Шел к Евгению Павловичу за помощью, когда уже дальше некуда было – и я получал эту помощь в виде силы работать дальше, он мне говорил, что видит во мне, доверяет мне, «не обращай внимание на эту чепуху и делай свою работу дальше», поддерживал морально так, что распрямлялась спина, и работалось дальше.
Несколько раз меня оговаривали пациенты, когда у них не получалось меня унизить при исполнении моих обязанностей дежурного хирурга и требовали моего увольнения утром. А пациенты были у Евгения Павловича иногда наделенные большой властью, деньгами и полномочиями и зачастую врачей считали слугами или кем-то «типа крепостных». Так вот он устраивал очную ставку и всегда умел разобраться кто врет и неправ. Мог сказать любому такому больному – послушай, я тут руководитель, и у меня работают лучшие врачи, которых я подобрал сам, если не нравится что-то – Вы свободны, врач остаётся работать, телефоны для дальнейших жалоб даст мой секретарь, и затем, обращаясь ко мне: подготовьте ему справку на выписку.
Дисциплину умел держать, но делал это как-то мягко, кое на что мог закрыть глаза, но при условии, что клиника всегда должна быть готова к полноценной работе. Ко мне лично относился с полным доверием и я этим очень гордился, подписывал мне всегда любую бумагу, не читая её и не желая слушать, что это за бумага. Я однажды спросил его: «Евгений Павлович, Вы хоть прочтите что подписываете, мало ли что я Вам подкладываю». Запомнил его слова и выражение лица: он подписал бумагу, замер на миг, посмотрел в стол — но не на бумагу, потом поднял на меня усталые глаза и спросил: «А ты что, можешь когда-нибудь меня разве подвести? Я тебе доверяю».
Умел Евгений Павлович оперировать очень хорошо и быстро, предпочтение отдавал лапароскопическим операциям и основной операцией была лапароскопическая холецистэктомия. Только за время моей с ним работы их было выполнено больше тысячи, люди стремились попасть к нему на операцию из Харькова и области, делал ЛХЭ очень легко и быстро в основном за 10-20 минут.
В Пн. операций не было плановых, был прием пациентов, клиника обычно была прилично забита людьми, которые хотели чтобы именно он за них взялся, и перед его кабинетом, в приемном и хирургическом отделениях было шумно и людно, а потом был обход. Помню его первый обход, в котором я принимал участие в качестве палатного врача.
Я до Евгения Павловича был на обходах и знал, что иные руководители могут отстранить от работы за незнание показателей анализов при поступлении и после операции, и готовиться к его обходу начал заранее, учил даты, анализы и т.д. Когда пришла моя очередь докладывать в своей палате пациентов, я открыл рот и начал тарахтеть заученную еще на интернатуре схему доклада. Меня на первой минуте, видя мое волнение, Евгений Павлович мягко прервал, понимая, что происходит, и попросил ответить только на один вопрос: течение послеоперационного периода гладкое или нет у больного?
И в дальнейшем попросил дальше лишь кратко докладывать диагноз, название операции, сутки и течение раннего операционного периода. Сказал, у нас тут слаженный коллектив и «все свои», не надо «всего лишнего». Я был очень смущен и шокирован, т.к. я до работы с Евгением Павловичем привык к обходам, после которых лечащих врачей трясет «от публичной порки и унижения», которые им устраивают руководители.
Я постоянно приводил таких пациентов к нему в клинику, за которых никто не хотел браться вообще нигде в Харькове. Самых тяжелых, самых запущенных и Евгений Павлович всегда молча мне подписывал разрешение на госпитализацию еще одного больного, едва удалось чудом отрегулировать ситуацию по предыдущему.
Однажды только он не выдержал на клиническом разборе, когда обсуждали что делать с больной, которую я привел с ожирением 4 ст., запущенной легочно-сердечной недостаточностью, анкилозом тазобедренных суставов, состоянием после нефрэктомии по поводу рака, ЖКБ и подозрением на распадающуюся опухоль желудка – у нее была рвота калом. Докладывал больную не я, мне мой заведующий Николай Григорьевич Котыло сказал: «Давай лучше я доложу, чтобы Евгений Павлович «не психанул»». Так вот все это Евгений Павлович выслушал и сказал: «Ну с какой поликлиники и кто ее привел понятно», и глядя мне в глаза сидящему в аудитории с кафедры спросил: «Ну почему у тебя так, а?» Есть такая пословица, говорят в народе: Все что не есть дерьмо – все к нашему берегу?
Я понимал, что это уже перебор с моей стороны и больной почти нельзя ничем помочь, мне было очень неловко от того, что Евгений Павлович уже с трудом подбирает слова, чтобы я понял, что не надо таких очень тяжелых, бесперспективных больных, которых нигде не хотят брать, тянуть в клинику. Дальше еще лучше, я умудрился привести эту больную в клинику и еще не участвовать в операции, которую поставили последней в плане операционного дня, так как я «летел на троллейбусе» на вторую работу в поликлинику.
Операция была у неё очень тяжелая и одной из таких, какие на самом деле любил Евгений Павлович – оказалось, что большие камни из желчного пузыря начали мигрировать через прогнивающие органы, и создали прямое сообщение между желчным пузырем, луковицей двенадцатиперстной кишки, желудком, поперечно-ободочной кишкой. Больная выздоровела и каждый год пока не умерла лет через 5 приходила и благодарила Евгения Павловича за спасение, а когда не могла ходить – звонила ему и благодарила. Ему было очень приятно. Ему было приятно, что в его больнице оказывают успешно помощь тем, от которых все отказываются, считая случай безнадежным.
Я хочу еще привести несколько примеров которые раскрывают какой был Евгений Павлович руководитель и как он придерживался принципа: больной нуждается в хирургической помощи? Значит, мы беремся помочь, как сможем, несмотря на перспективу развития больших неприятностей. И вопрос о деньгах и статусе пациента у него не стоял.
Вот я привел мужчину старше 80 лет с гигантской водянкой яичка. Доложил, что была открытая черепно-мозговая травма, после которой была оформлена инвалидность. Обследовали, прооперировал, а на следующий день у дедушки развилась кома, заподозрили нейроинфекцию, увидев что из ушей начал течь ликвор, Евгений Павлович договорился с консультантами, которые приехали на приблизительно 7-ю просьбу и сходу заявили, что это менингококцемия: оперблок и ПИТ надо опечатать, вводим карантин, а у одного Евгения Павловича в неделю под десяток операций и все это накрывается, как говориться, медным тазом благодаря тому, что я привел этого дедушку с водянкой яичка.
Я думал что «все», теперь мне ничто не поможет. Но Евгений Павлович мне не сказал ни одного упрека, ни то что бы меня отчитать, обругать и т.д. На клинразборе сказал: надо было оперировать – мы все смотрели этого дедушку и так вышло – будем выбираться как-то из этой ситуации. С трудом я нашел его дочь и та нам сообщила, что не знала, что дедушка в больнице, он живет сам и никому не сказал, что пошел на операцию. А в кому он впадает приблизительно на 5-7 дней и сам выходит из неё каждую весну уже лет двадцать после того как ему на голову упала рельса на заводе… Так и вышло, он вышел из комы через неделю, и я с радостью выписал этого дедушку.
И тут же в этот день несу направление на госпитализацию другого дедушки, но уже старше девяносто лет и тоже с водянкой яичка. И вот тут происходит то, ради чего я это все пишу, то что характеризует какой был Евгений Павлович. Другой бы на его месте взорвался, наказал, отстранил от работы самостоятельной на полгода, как человека, благодаря которому чуть на карантин не закрыли всю клинику, а тут еще «то же самое» хотят положить, с тем только отличием что еще дряхлее старик, чем тот, которого только что с таким трудом выписали – но Евгений Павлович просто едва сдерживая улыбку тихо меня спрашивает, подписав разрешение на госпитализацию – ты спросил у больного: ему на голову рельса случайно не падала? Где ты только таких больных берешь? Иди, – оперируй.
Так получилось, что во время прохождения своей клинической ординатуры по хирургии у меня возник небывалый до этого пик хирургической активности, оперировал в клинике и в поликлинике – постоянно были операции, перевязки, обходы, клинразборы, дежурства. И вот поступив на аспирантуру по хирургии это все пропало, на первое место стала становиться диссертационная работа, по сути, полностью бумажная, очень нервная и требующая небывалого психо-эмоционального напряжения.
У меня было предостаточно благожелателей, желавших нагадить моему руководителю, ну а разгребать эти завалы приходилось мне диссертанту, к сожалению, самостоятельно. Сейчас, конечно, спустя много лет после защиты смешно вспоминать про эти проблемы, но тогда мне казалось, что я совершил чудовищную ошибку, поступив на аспирантуру, я устал бороться с всесторонней человеческой подлостью – пришел до Евгения Павловича и говорю, решил бросить аспирантуру, все надоело – возьмите меня обратно к себе практическим хирургом, я хочу спокойно работать как работал раньше.
Но он меня сразу буквально отговорил, рассказал, как ему далась его кандидатская диссертация, что мои мысли ему знакомы и он хочет, чтобы я собрался и довел дело до конца. А пока сидел дома и готовился к защите и вообще в клинику не приходил пока все не будет готово. А для того, чтобы мне лучше работалось, сообщил, что планируется скоро создание новой кафедры, состав которой он видит, пока только из трех человек, включая его самого, и я один из них. Через полгода после защиты дам тебе доцента, станешь завучем кафедры и будешь заниматься всей научной и педагогической работой, но будешь и оперировать без каких-либо проблем столько, сколько тебе надо, а не только бумажной работой заниматься. Обсудили в очередной раз тему будущей моей докторской диссертации…
Прошло пару месяцев, а за несколько дней до моей защиты я узнаю, что Евгений Павлович ушел в свои 53 года. Было очень больно, прощалось с ним огромное количество людей. Это была личная потеря. Для меня, моя жизнь хирурга впервые стала делиться с его уходом на до и после. Память о нем останется навсегда лично со мной, для меня было большой честью с ним работать.
область белой линии живота;
чрезмерное натяжение местных тканей;
тянущая боль в данной области, которая усиливается при нагрузке;
при малых размерах грыжи может не причинять болезненных ощущений;
слабость пупочного кольца;
Слабость соединительной ткани в данной области встречается часто, причем может быть как врожденная, так и приобретенная. К диастазу прямых мышц живота (расхождение прямых мышц живота) могут приводить следующие факторы:
Чаще всего человек замечает на себе шишку или видимую припухлость. При кашле она может выпячиваться больше, а в положении лежа на спине или при надавливании исчезает, как-бы прячется обратно в полость. Однако не все грыжи вправляются и не все замеченные Вами шишки – это грыжи. Это может быть лимфоузел, гематома, атерома, липома и многое другое. Поэтому лучше самостоятельно не выставлять диагнозы, а обратиться к специалисту.
Мне повезло побыть с Юлием Леонидовичем рядом тогда, когда я в этом больше всего нуждался — во время своей клинической ординатуры и аспирантуры. Ту помощь, которую Юлий Леонидович мне, как хирургу и диссертанту оказал, сложно оценить. Общение с Юлием Леонидовичем по темам хирургии меняло мое мировоззрение. Я очень дорожил неподдельным вниманием и искренним отношением ко мне Юлия Леонидовича. … Всегда стремился помочь тем, кто в этом нуждался, поделиться своим колоссальным опытом и знаниями. Во время последней беседы Юлий Леонидович сказал, что его время истекает… Виртуоз хирургической техники (сложные вещи в его исполнении казались очень простыми, но так как мог он, не получалось ни у кого, я не видел ни разу что бы его анастомозы пищеварительной системы были несостоятельны, и я очень благодарен за то, что профессор Юлий Леонидович детально мне объяснил ключевые тонкости своей хирургической техники при соблюдении которых не бывает несостоятельности). Великолепный ученый-новатор с энциклопедическими знаниями — таким Юлий Леонидович вошел в мое сердце и останется в нем.